Life in red: 6 глава

[wickedfascinations]

Эта вот глава еще долго не увидела бы свет (может, и к лучшему, я ей сильно недовольна, но надо как-то двигаться дальше), если бы не  Птица СИРИН. Лучи любви.

Название: Life in red
Фэндом: Mozart, L'Opera Rock
Автор: rrueplumet (bob)
Переводчик:  Nayeri
Пейринг: Моцарт/Сальери
Рейтинг: R
Предупреждения: смерть персонажа, авторская пунктуация, не бечено (!)
Статус: в процессе перевода

Сальери замер посреди комнаты, в которую его привел Моцарт.

- Это частные покои Императора... - произнес он неуверенно.

- Все в порядке, - успокоил его Моцарт. - Император открывает это крыло для гостей. Сегодня здесь никого быть не должно, по крайней мере, не в ближайшее время. Уверяю тебя, Его Величество ничуть не возражает, когда его приближенные используют эти комнаты для личных целей.

- И для чего они понадобились нам? - осторожно спросил Сальери.

Моцарт в ответ лишь усмехнулся и направился в сторону двери, чтобы запереть замок.

Сальери не двинулся с места, молча оглядывая убранство комнаты. Дневной свет, пробивающийся сквозь полупрозрачные гардины, освещал белые стены, светлые ковры и вычурную позолоченную мебель. Взгляд Сальери остановился на широкой, заправленной бледно-голубым покрывалом постели. Его пульс мгновенно участился, и он почувствовал неожиданно острое желание немедленно же выпрыгнуть из окна. Не останавливал даже тот факт, что они находились на четвертом этаже.

Моцарт тем временем запер дверь и, подойдя к Сальери, заключил его в полуобъятие, устраивая подбородок у него на плече.

- Снимай камзол и рубашку, - сказал он, мягко целуя его в шею, чуть пониже уха.

По телу Сальери прошла невольная дрожь.

- Чт.. что... - проговорил он, запинаясь.

- Камзол и рубашку, - повторил Моцарт, будто подобное для него было в порядке вещей.

Он отошел к столу, на ходу снимая свой нелепый фиолетовый камзол, затем повесил его на стул. Сальери по-прежнему стоял посреди комнаты, молча уставившись на Моцарта, ни в малейшей степени не намереваясь следовать его указаниям, пока не получит хоть сколько-нибудь вразумительных объяснений.

В сознании вновь, против его воли, вспыхивали образы из той злополучной коричневой книжицы, и в это мгновение он особенно ясно ощущал то безумное противоречие, терзавшее его последние дни, - желание бежать прочь от Моцарта, и, в то же время, быть к нему как можно ближе. Господь Всевышний, как сильно он ненавидел этого человека. Как сильно он ненавидел самого себя.

- Ты вы порядке? - спросил его Моцарт.

Он уже успел расстегнуть верхние пуговицы своего жилета и закатал рукава рубашки, однако же в остальном никаких попыток раздеться не предпринял. Сальери хотел спросить его... он и сам толком не знал, о чем именно, никак не мог сформулировать вопрос, но Моцарт не дал ему даже завершить мысль.

- Ты выглядишь, как ягненок, которого ведут на бойню, - сказал он, оборачиваясь к зеркалу и в отражении встречаясь с Сальери взглядом. - Я не собираюсь заставлять тебя делать ничего противного морали. Доверься мне. Это не то, о чем ты думаешь, и, обещаю, ты не пожалеешь.

Сальери все еще не мог заставить себя двигаться. Его сердце билось так часто, что, казалось, еще немного, и оно выпрыгнет из груди. Он не обнажался ни перед кем с тех самых пор, как был еще сопливым юнцом, не чуждым опрометчивости решений. Сейчас же ему было за тридцать, к тому же он никогда не отличался в особенности привлекательным телосложением.

Впрочем, напомнил он себе, его никто здесь не держал. Он мог попросту развернуться и уйти.

Сальери отвернулся от Моцарта и снял камзол. Он огляделся в поисках места, куда его можно было бы повесить, и, не найдя такового, попросту положил на комод. Затем он принялся расстегивать пуговицы жилета. Пальцы дрожали.

Собственное волнение вызывало отвращение. Сальери не привык выставлять напоказ подобные эмоции. Он предпочитал быть уверенным в себе, держать ситуацию под контролем. Проблема была в том, что в подобном положении это не представлялось возможным. Будь он с женщиной, все было бы иначе. Но с мужчиной? С Моцартом? Он не в силах был ничего контролировать.

Наконец справившись с пуговицами жилета, Сальери снял и его и положил поверх камзола. Он оглянулся через плечо. Моцарт сидел на краю кровати, подогнув под себя ногу, и не сводил с него внимательного взгляда.

Сальери вновь отвернулся. Стараясь не думать слишком много, как выразился Моцарт, он распустил завязки рубашки и, выправив ее из кюлотов, стянул через голову.

Положив рубашку рядом с остальной одеждой, Сальери молча уставился в стену, стараясь успокоить дыхание и взять себя в руки. Через несколько мгновений он наконец нашел в себе силы повернуться к Моцарту. Тот все еще ожидал его, по-прежнему сидя на постели и разглядывая собственные колени.

Сальери подошел к нему. Услышав шаги, Моцарт поднял голову, окинул его взглядом и приглашающе похлопал ладонью по покрывалу. Сальери опустился рядом, но Моцарт молча покачал головой и кивнул на кровать. На вопросительный взгляд он только повторил свой жест.

Лишь интуитивно предполагая, что от него требовалось, Сальери неловко забрался на постель и лег на живот.

Он не помнил, когда в последний раз находился в ситуации, хотя бы в чем-то подобной этой. Никогда это не беспокоило его настолько, чтобы вести счет времени.

Оказалось, впрочем, Моцарт намеренно пытался ввести его в заблуждение относительно дальнейших своих действий - должно быть, ради одного удовольствия наблюдать за его дискомфортом. В действительности он желал лишь предложить массаж, дабы ослабить скопившееся в мышцах напряжение.

Глубоко вздохнув, Сальери удобнее устроился на постели, опуская голову на скрещенные руки. Моцарт принялся разминать его шею и плечи, разгоняя по телу кровь, и он едва сдерживал стоны - слишком уж приятным было происходящее.

Спустя некоторое время Моцарт принялся напевать что-то под нос, но Сальери даже не мог заставить себя почувствовать раздражение по этому поводу. Он должен был признать, что давно уже не чувствовал себя столь хорошо.

“Знал бы Розенберг, где я сейчас нахожусь...”. Мелькнувшая мысль вызвала улыбку, которую он, впрочем, тут же постарался подавить. Предаваться мечтаниям о смерти графа от сердечного приступа было уж излишне жестоким.

Отвлечься от этих мыслей оказалось совсем не трудно - Моцарт, по всей видимости, завершил массаж и сдвинулся на постели, вынуждая Сальери вынырнуть из состояния блаженной расслабленности.

- Моцарт? - пробормотал он полусонно.

Моцарт лишь успокаивающе потрепал его по плечу, а затем оседлал его спину, устраиваясь на пояснице.

Сальери подавил стон - на этот раз, совсем по иной причине. Что теперь он задумал?

Будто в ответ на немой вопрос, Моцарт наклонился к нему и, отведя в сторону пряди волос, мягко коснулся губами его шеи. Сальери чуть повернул голову, пытаясь если не уйти от прикосновения, то хотя бы обрести какой-то контроль над ситуацией.

Моцарт вновь поцеловал его в шею, затем в плечо и между лопатками. Его поцелуи постепенно спускались все ниже. Сальери чувствовал горячее дыхание на своей коже и дразнящие касания языка. Он вновь попытался пошевелиться - растущее возбуждение в подобном положении становилось почти болезненным.

Моцарт отстранился на мгновение и потянул его за плечо, поворачивая к себе лицом. Сальери подчинился. Он по-прежнему едва отдавал себе отчет в происходящем, не мог думать ни о чем, лишь получать удовольствие.

Моцарт наклонился к нему и поцеловал - нежно и чувственно, а затем теплые губы вновь скользнули по его шее и ниже - по груди. Сальери запрокинул голову, зарываясь пальцами в волосы Моцарта. Он едва помнил, как дышать.

Моцарт играл на нем, будто на музыкальном инструменте, извлекая совершенные звуки - стоны. Сальери закрыл глаза. Вновь он чувствовал это мучительное наслаждение, слишком острое, слишком яркое.

Язык Моцарта скользнул по его животу, и Сальери невольно приподнял бедра, тщетно ища контакта. В попытке удержаться за что-то он вцепился в край кровати, до боли сжимая пальцы на холодном металле.

Он почти задыхался, жадно хватая ртом воздух, а поцелуи Моцарта с каждым мгновением спускались все ниже...

Но затем Моцарт скользнул вверх, оказываясь лицом к лицу Сальери. Его дыхание сбилось. Он вновь наклонился к Сальери, целуя его в губы. Сальери сжал его плечи, прижимая ближе, целуя в ответ лихорадочно, почти жадно, ощущая солоноватый привкус собственной кожи на языке. Воздуха отчаянно не хватало.

Он почувствовал, как губы Моцарта растянулись в улыбке, а затем тот разорвал поцелуй и, тихонько посмеиваясь, погладил Сальери по щеке.

- Ну же, - прошептал он.

В это мгновение, казалось, Сальери готов был согласился на все, о чем бы Моцарт его ни попросил.

- Мы должны вернуться.

Сальери ненавидел, насколько сильно он не желал никуда уходить. Моцарт, впрочем, также не спешил. Некоторое время он молча смотрел на Сальери, чуть улыбаясь и поглаживая его по щеке, затем коротко поцеловал и, наконец, неловко слез с постели.

- Ну все, - сказал он, - идем.

Сальери не спешил подниматься. Несколько минут он лежал недвижно, пытаясь восстановить дыхание и как-то унять возбуждение, однако Моцарт, очевидно, не намерен был позволить ему тянуть время.

- Если ты не встанешь с постели сейчас, я могу не удержаться и сделать нечто, о чем ты, вероятно, в последствие пожалеешь, - сказал он с тенью насмешки в голосе.

Сальери глухо застонал и, повернувшись набок, буквально сполз с постели. С трудом поднявшись на ноги, он направился к комоду, где оставил одежду. Он взял в руки рубашку, но затем вынужден был остановиться на мгновение, чтобы хоть как-то придти в себя. После недавнего массажа тело было приятно расслаблено, однако никуда не ушедшее возбуждение приносило ощутимый дискомфорт.

- Тебе помочь?

Сальери поднял взгляд на Моцарта, уже успевшего одеться и привести себя в относительный порядок. От мысли о том, какого рода помочь тот мог предложить, он почувствовал жар на щеках.

- Н-нет... - он отвел глаза и покачал головой.

Моцарт все же направился к нему. Отступать было некуда - впрочем, как оказалось, и незачем. Моцарт лишь забрал у него из рук рубашку, вывернул ее и оправил рукава.

Мгновение Сальери молча смотрел на него, затем все же решился принять предложение помощи. Он едва бы справился самостоятельно. Моцарт помог ему одеть рубашку и жилет, а затем обошел его кругом, чтобы застегнуть пуговицы. Сальери невольно задался вопросом - как он мог вести себя так, будто подобное для него было абсолютно нормальным.

- Вот так, - произнес Моцарт, застегивая последнюю пуговицу.

Он поднял взгляд на Сальери и широко улыбнулся.

- Все хорошо?

Все не было хорошо, отнюдь нет, но Сальери все же кивнул. Моцарт кивнул в ответ, не прекращая улыбаться.

- Хорошо, - повторил он.

Моцарт поднял камзол Сальери, помог ему одеть и его, а затем оправил тяжелую ткань, смахивая с плеч несуществующие пылинки.

- Порядок, - сказал он, отступая назад.

Сальери повернулся к нему. Казалось столь странным теперь находиться с ним рядом, когда оба они были полностью одеты и застегнуты на все пуговицы. Моцарт, впрочем, едва ли обратил на это внимание. Он отошел к двери и, отперев замок, выглянул в коридор, чтобы убедиться, что там никого не было. Очевидно, не обнаружив препятствий, он вышел из комнаты и поманил за собой Сальери.

Выйдя в коридор, Сальери на мгновение остановился, чтобы поправить шейный платок, а Моцарт тем временем вновь запер дверь.

Затем они оба направились прочь, возвращаясь в музыкальную комнату. По пути им то и дело встречались какие-то люди, и каждый раз Сальери казалось, будто они все знают - знают, что именно произошло совсем недавно в гостевых комнатах. Но никто не знал. Им лишь вежливо кивали в знак приветствия, и они продолжали свой путь.

Спустя некоторое время Сальери и Моцарт наконец добрались до музыкальной комнаты.

Следовало надеяться, им довольно было творческого вдохновения, чтобы завершить хотя бы часть работы.